Людмила Милевская - А я люблю военных…
Наглость – не просто наглость, а сверхнаглость! Надругательство! У меня даже дух захватило.
– Не может быть?! – закричала я.
– Еще как может! Потрясающий негодяй! Всех твоих друзей пригласил.
– Те, которые пойдут, больше мне не друзья, – сразу предупредила я.
– Лично я пойду, чтобы высказать Женьке прямо в глаза как мы с Валериком его презираем! – с гигантским энтузиазмом заявила Люба.
Я поняла, что остальные пойдут с той же целью и с тем же энтузиазмом. Другое дело, что уже в ресторане, хорошенько выпив и закусив, они о цели своей забудут и дружно «горько! горько!» закричат, поскольку Юлька им дорога так же, как и я…
Бедная Юлька всю жизнь шла к счастью, у меня-то этого добра всегда было навалом…
Конечно, всем немного радостно за Юльку, хоть и обидно за меня.
Да-а, ситуация весьма непростая. Сама испытываю противоречивые чувства: никак не могу привыкнуть, что Юлька, (наша Юлька!) змея. Как ни уговариваю себя, какой-то кусочек сердца по-прежнему любит! Любит ее!
Но Женька!
Женька подлец!
О-ооо!
Как он будет жалеть!
Как он приползет ко мне на коленях!
Ха-ха!!!
Я знаю Юльку!
Скоро и он узнает ее! И вот тогда конец его счастью! Его счастью конец! Сразу вспомнит меня и приползет! Приползет-приползет! Вот когда я над ним поиздеваюсь! За все! За все он заплатит мне тогда!
Ничего-ничего, надо ждать. Ждать-ждать, всего лишь ждать…
Ждать – это как раз то, чего я не умею.
Вихрь мыслей в одно мгновение пронесся в моей голове, Люба же, о вихре не подозревая, страстно продолжила:
– Представляешь, свадьба! И Юлька! Юлька будет там в роли невесты, рядом с Женькой! Вместо тебя! Эт-та змея!
– Не произноси ее имени! – взвизгнула я.
– Да! Имя это всем забыть хочется! Всем, кто тебя знает. Но как они любятся! Не расстаются, эти голубки, такая любовь! Такая любовь!
– Дай им боже того же, что и мне.
– Да-да, ты права, бог и им это даст, – энергично согласилась Люба. – Представляешь, до свадьбы уже докатились. Видишь, что удумали.
– Ничего, дальше будет еще хуже, – злорадно пообещала я.
– Это да, это да, – опять согласилась со мной Люба и тут же посетовала: – Ох, никак привыкнуть не могу, что произошла у вас такая ужасная рокировка. Как подумаю, что и мой Валерка тоже мужик…
– Мужик, но не настолько, – успокоила я ее. – Тебе быть брошенной не грозит. Валерка занят делом и не собирается его прекращать, – резюмировала я, намекая на его увлечение делать детей.
– Но как же Женька-то так с ума сошел, что поменял тебя на Юльку? Эту уроду! А Юлька сама? Как она? Подруга называется!
– Фыр-рр! Подруга! – презрительно фыркнула я.
– Да, Соня, да! Уже подумываю сама, не слишком ли много у меня подруг. Но ты держись! Мы все! Все на твоей стороне. Маруся сказала, что прямо вся выцарапает Юльке глаза! Но как они милуются! Как милуются! Видела бы ты, как они милуются! Просто голубки!
Легко представить, что творилось с моим сердцем: оно обливалось кровью.
Признаться, я вообще зашла в тупик: как реагировать?
«Люба рассказывает все так садистски-подробно, – горестно подумала я, – что трудно заподозрить ее в искреннем сочувствии, а я, как проклятая, шила ей занавески. Вот она женская дружба!»
Конечно же о Владимире Владимировиче я начала подзабывать – на первый план вырвались настоящие (женские) чувства. Слава богу, Люба же и вернула меня на землю, спросив:
– Сонька, дорогая, куда ты пропала? Я изнервничалась, тут у Кириллки приключился понос, тут у Машутки исчез аппетит, и еще ты со своим разводом. Я схожу с ума!
Мне, конечно, сразу захотелось Любе сообщить куда я пропала, но она уже была в таких эмоциях, что остановить ее не представлялось возможным.
– Хоть сама сражайся за тебя, – пылко горевала она, – но разве в таких делах кто-то поможет? Тут такие проблемы, такие проблемы, а ты и в ус не дуешь! Надо парочку эту разбивать: Юльку на место ставить, а Женьку обратно в стойло загонять. Как он, негодяй, мог забыть, что любит только тебя одну?! Ведь при всех же, подлец, клялся! Тут бы срочно с него и спросить, нет же, ты вдруг, как на зло, пропала!
– Да не пропала я! Не пропала! – с трудом заглушая Любу, завопила я. – Меня в покушении на президента подозревают, разве не знаешь ты?
Люба отреагировала таким ахом, что в дальнейшем разговоре уже не было необходимости. Было ясно, что ничего не знает она, кроме того, что покушение было. И все!
А я, наивная, собиралась расспросить Любу о соседях. Надо же как загрузила она меня: ни на каких соседей времени не оставила. Не оставила времени ни на какие вопросы.
Однако, я спросила:
– А почему Тамарка не в курсе?
– Да, Тамарка не в курсе, – подтвердила Люба. – С меня взяли подписку о неразглашении. Сказали, что это государственная тайна. Я теперь под статьей хожу. А-аа! – с некоторым запозданием опомнилась она. – Зачем же я тебе рассказала?
– Удивительно, что ты Тамарке не рассказала, – горестно усмехнулась я.
– Тамарка меня об этом не спрашивала, – пояснила Люба.
Продолжать разговор уже крайне было опасно, к тому же, кроме икоты Машутки да живота Ванюшки Люба настроена была только о Женьке и Юльке говорить, мне же тема эта была отвратительна, чтобы не сказать хуже.
Я вернула таксисту трубку и покинула автомобиль.
Забыв о Владимире Владимировиче, просто брела по улице. В голове поселился пчелиный рой из мыслей, причем некоторые «пчелы» так больно жалили, что я невольно начинала подвывать.
Представляю как странно это выглядело со стороны: разодетая в пух и прах дама с претенциозной прической и тщательнейшим макияжем в грустной задумчивости куда-то бредет и время от времени взвывает, как голодная волчица на луну.
Но как тут было не выть, когда память выдавала душещипательные эпизоды из моей семейной жизни, начиная с самых ее истоков!
«– Вы ко мне обращаетесь? – с улыбкой женщины, знающей себе цену, спросила я.
– Простите, я кажется на вас наступил, – смущаясь под моим пристальным взглядом пробормотал он.
– Ах, это были вы? – „приятно“ удивилась я. – Ничего страшного, и в другой раз не стесняйтесь, когда попадусь на вашем пути.
– Вы сердитесь? – упавшим голосом спросил он.
– Я бываю капризна. Особенно когда по мне топчутся в самом прямом смысле.
– Еще раз простите, но, к сожалению, другого выхода не было…»
Ах, так я впервые увидела его. Как он был красив! Как добр! Благороден!
Надо же, – теперь уже не верится – этот предатель меня от верной смерти спас: если бы не он, погибла бы под колесами электропоезда.
Но для чего спас?
Чтобы мучать?!
«…
– Я заметил вас еще на эскалаторе, – едва ли не краснея признался он. – И был потрясен, потому что не видел девушки красивей…»
Да, он прямо так и сказал, чем мгновенно приручил мое строптивое сердце. Глупое сердце!
Особенно меня поймут те, которые узнают, что от девушки я уже тогда была на расстоянии двадцати лет.
«…
– Женька! Ты мой самый лучший на свете муж!
– Я таким родился.»
Только теперь начинала я прозревать, как в последние годы была счастлива. Мы даже ругались красиво.
«…
– Ты решила меня простить! Какая ты молодец! Это надо же, не прошло и года, а я уже опять в фаворе у своей королевы!
– Зря ерничаешь. Не о каком мире не может быть и речи. В крайнем случае временное перемирие. Мне нужна твоя помощь.
– Понял. Мы будем через тридцать минут.
– Кто это „мы“?
– Мы с букетом!»
Ах, только теперь можно по-настоящему оценить как я была счастлива, имея такого умного, любящего, заботливого и великодушного мужа.
«– Ты уже проснулся? – удивилась я.
– Не могу спать, когда нет тебя рядом, – пожаловался он.
– А как же ты спишь, когда спишь не у меня? – ехидно поинтересовалась я.
– Совсем не сплю, – серьезно ответил он и добавил: – Надо с этим делом завязывать и сходиться для нормальной жизни.
– Это – тема для обсуждения, но перенесем его на другой день. Сегодня я не в форме. Такое о ваших художествах узнала, до сих пор шерсть дыбом стоит.
Евгений вздохнул и сказал:
– А моя шерсть уже давно не стоит, потому что от дыба вылезла, так с тобой нелегко.
Я рассмеялась.
– Так зачем же хочешь ко мне переезжать, если я такая плохая?
– Затем, что Маруся еще хуже, – философски ответил Евгений. – Вы, женщины, или Соньки, или Маруси, или Тамары, или Елены.
Мне не хотелось выглядеть умной, но пришлось.
– Ты не прав, – сказала я. – Женский мир значительно обширней и разнообразней. Есть еще Тоськи, Людмилы, Розы, а так же Алисы, Венеры, Ольги, Ирины и бесконечное множество имен и характеров.
– Да, есть, – согласился Евгений, перекладывая яичницу на тарелку и подвигая ее ко мне, – но, видимо, мне больше подходят Соньки. Уж такой я непутевый парень. Кофе будешь?
– Я пила водку. Самогонку, – зачем-то сказала я.
Наверное от смущения. Со мной бывает такое.
